… Они опоздали.
А если бы прибыли во время, то разве смогли бы что-нибудь изменить?
Подобного опустошения Йон-Рогг не видел со времен Аннигиляции. С того непростого времени, когда треклятые жуки из негативной зоны уничтожали подчистую целые миры.
Как этот.
Мир был мертв. Не больше, не меньше. Все кто жил здесь, строил своё будущее в этом далеком мире, был жестоко убит. Ради чего? Чем могли помешать этой неизвестной силе ни в чем неповинные переселенцы в этой далекой колонии?
Это им и предстояло выяснить. Передовому ударному отряду крии. Не Старфорс, конечно, но и эти воины были очень хороши в том, что делали.
В войне.
Да вот только не было здесь с кем воевать. И Йон-Рогг не был уверен, что без должной подготовки и разведки хотел бы столкнуться лицом к лицу с той силой, что погубила целый мир.
Здесь они были не воинами. Они были кем-то между разведчиками и… могильщиками. Им предстояло объявить погибшим целый мир. И пусть для крии это не было такой уж новостью и вообще чем-то необычным, они сами были горазды стирать в порошок целые планеты, но сейчас они хоронили своих…

… На планете Земля есть такая занятная поговорка: «Враг моего врага – мой друг». Возможно, «друг» это, конечно, очень громко сказано… Единомышленник по нежеланию быть сожранным заживо огромным космическим жуком, если уж вдаваться в детали. Этого достаточно, чтобы отложить в долгий ящик взаимную ненависть.
До этого момента Йон-Рогг и предположить не мог, что во всей необъятной вселенной найдется сила, способная заставить его сражаться плечом к плечу с выходцами примитивной планетки, которую он привык именовать С-53. Ведь именно они, земляне, стали причиной краха всей его карьеры и не уж точно не оставили приятных воспоминаний.
Можно отдать должное.
В их вселенной так и нашлось такой силы. Аннигилус прибыл из Негативной Зоны.
А дальше был кошмар. Проклятые жуки пришли не завоевывать, не грабить, не порабощать. Поправ все известные основы самой сути войны, они пришли уничтожать. Старые конфликты стали выглядеть как возня в песочнице, спохватились даже самые упрямые типы вроде Йон-Рогга.
Само собой, Крии со всем причитающимся их расе достоинством и отвагой приняли удар Волны Аннигиляции. Но даже Империя не строила из себя гордых недотрог, отказавшись от всех возможных союзов. Им действительно было совершенно не выгодно оставаться в стороне и пытаться встретить угрозу в одиночку…

… Но даже теперь, годы спустя находились те, кто был категорически не согласен с решением Йон-Рогга восстать из пепла собственной уничтоженной репутации. Ему не раз припоминали неудачи, смотрели свысока и в лицо говорили о том, что второго шанса бывший коммандер не заслуживал.
Поэтому, наверное, когда один из нынешних бойцов Старфорса толкнул его плечом просто проходя мимо, а затем повернул голову, демонстрируя надменную улыбку, бывший коммандер только глянул через плечо, собираясь забыть очередной мелкий инцидент. Глянул и замер. Потому что обидчик, вместо того чтобы самодовольно пройти дальше как-то споткнулся, замер, удивленно глянул на собственные руки и… рассыпался легкими темными хлопьями пепла.
Реакция Йон-Рогга была молниеносной и интуитивной, через секунду бывший коммандер уже прижимался к ближайшей поверхности, вскинув перед собой пистолет. Но никто не нападал, нигде не гремели выстрелы. Только внезапно изменил курс пролетавший сверху шаттл, вильнул в сторону и врезался в ближайшее здание. Улицы озарил взрыв.
Безо всякой войны Империя в тот день потеряла половину своих верных подданных…

… В конце концов, один раз он нечто подобное уже пережил. Переживёт и снова.
Только в первый раз никто не спрашивал его желания. Никто не спрашивал хочет ли он смотреть на мир единственным голубым глазом, хочет ли чтобы волосы стали чуть светлее, чтобы лицо изрезали шрамы, хочет ли он увидеть другую форму челюсти и скул, по-другому изогнутые брови.
Зачем спрашивать, если он не должен был узнать? Если он должен был до конца своих дней верить в то, что он другой человек. Не просто другой человек. Этому человеку он безгранично верил. Доверял. Считал, что его жизнь значит гораздо больше, чем его собственная.
Но был ли он готов однажды увидеть в зеркале вместо своего лица – его?
Нет.
Две фотографии, последние на которых он был запечатлён собой. На обороте надпись: «Удачи». И его позывной. Настоящий позывной.
Удачи в чём?
Чтобы в какой-то не самый светлый момент, мучимый провалами в памяти человек заглянул в зеркало и против своей воли увидел там себя?…

… Может быть, привык бы и ко всему остальному? Он же ощущал себя им. Он помнил каково им быть. Многие из его навыков явно унаследованы из чужой памяти, пусть он был хорошим солдатом, но на такому его никогда не учили. Разве он мог быть так же хорош, как он?
Так может быть не стоило ничего менять?
Логичная, холодная мысль, никак не сочетавшаяся с болью человека, который тоже был личностью со своими желаниями, устремлениями, мечтами и привязанностями.
В первые моменты в голову приходила мысль - он умер сам или его убил тот, ради которого он пожертвовал своей жизнью?
Эту мысль он отмёл в сторону. Если бы его убили, в его руках не было бы этой кассеты. Эта запись словно зацепка за простую человеческую надежду.
У него есть право определять своё будущее. Как и у любого другого человека…

…- Да, я не тот человек, за которым они шли.
Тяжелый вдох, воздух словно пытался застрять где-то в горле. Его Бриллиантовые Псы, его армия. Его семья. Они шли не за ним.
- Этого уже не скрыть. Со временем разница будет становиться слишком очевидной. Я стал слишком собой. Если я оставлю всё как есть, я если я буду и дальше играть роль, люди начнут замечать перемены. Поползут слухи. Рано или поздно что-то пойдёт не так. Я не хочу, чтобы истина открылась вот так. Я сделаю это сам.
Да, сначала он хотел сбежать. Исчезнуть. Может быть даже инсценировать свою гибель. Идеи напоминали рассыпавшиеся из банки бусины, только успевай ловить. Хотелось собрать их всех, чтобы в итоге выкинуть к чёртовой матери.
- Если люди отвернутся от меня, ты сможешь найти его? Ему не всё равно, я это знаю.
Снейк повернулся к Оцелоту и протянул ему кассету как доказательство своих слов.

«Человек, продавший мир».
Скольких в придачу к миру продал лично он?...

… Он не слишком любил такие задания. Когда звучало жесткое, хладнокровное «убить».
Нет, дело было вовсе не в том, что Веном Снейк испытывал какой-то трепет перед необходимостью нажать на спусковой крючок и отнять чью-то жизнь. Когда приходило время – он не колебался. Но всегда задумывался над тем чью жизнь он забирает, пусть руки его и не дрожат в такие моменты. Многие из тех, чью смерть оценивали в приличные суммы, на самом деле не так уж сильно отличались от его собственной армии.
Люди, которым некуда было податься. Те, за кем была объявлена охота. Им больше не найти дома ни в одной стране мира.

Только в армии, что не принадлежит ни одной стране…

… И как у Каза это получается? Так естественно вести этот разговор. Сохранять подобное спокойствие. Наверное, так же, как и у него самого – они слишком привыкли к этому облику привычного мира, чтобы испытывать какие-то бурные эмоции по поводу происходящего вокруг, по поводу ещё одной войны, душной пыли, жара пламени и запаха пороха. Война стала их жизнью. Их воздухом. Их реальностью. Кто-то мог бы ужаснуться, начать причитать о морали и стремлении человечества противостоять всему этому насилию.
Лицемеры.
За всю историю человечества не было ни одного дня, когда бы хоть какой-то уголок многострадальной планеты не сотрясал очередной вооруженный конфликт.
А значит всегда существовали те, кто держал в руках оружие для использования по самому что ни на его есть прямому назначению.
Так чего же удивляться, что Казухира Миллер покинув одну армию сразу нашёл себе место в другой.
Разве он, Снейк, не поступил бы так же?...

… И всё же вернуться на Первичный Материальный План безумно приятно. Он был хорош. Яркий, живой, дышащий.
Пальцы высокого, крепко сложенного молодого мужчины мягко коснулись горла, заскользили по светлой коже.
Его последнее воспоминание об этом мире. Полная торжествующих людей площадь, яркий дневной свет, веревка на шее. Было не так уж страшно. Киллиан не раз боялся, но тогда было не так уж страшно. Он был готов предстать перед Шар.
«Тень ещё накроет вас».
Прошло полвека.
Тень не спешила. Тень никогда не спешила. Она приходила вовремя, ни раньше и не позже. Жаль, что многие из тех, кто тогда смотрел, не дожили до её пришествия. Но раз на то была воля Тени, Киллиан был готов принять этот досадный факт.
«Тень накроет вас».
Какие вкусные слова.
Тень научила его не торопиться. И он не спешил. Он слишком соскучился по Материальному Плану. Он слишком сильно любил жизнь, чтобы теперь куда-то спешить.
Младший бог, скрывшийся под личиной простого человека. Он был счастлив. По-настоящему счастлив просто от того факта, что снова мог жить как живёт обычный человек. Потому что знал – лучшее ещё впереди…

… Могущественный тиран и военачальник, чья армия наводила ужас на окрестные земли.
Убийца, прославившийся в высших кругах одного южного города, тот, чьё имя произносили шепотом.
Молодая девушка, всю жизнь пытавшаяся взять верх своими страхами.
Что объединяло эти души?
Вера. Они верили в одного и того же бога. Они возносили молитвы с одним именем на устах. Просили Тирана Теней о разном, обращались совсем непохожими словами, но верили в одного бога.
Смерть нашла их. В ярости, в отчаянии.
В страхе.
И здесь, на этой стороне их встретил бог, чьё имя всё ещё звучало в их душах, так же как когда-то его самого здесь встретила Шар.
Он не подвёл их веру, как они не подвели его силу...

…- Услышь меня.
Пленник поднял взгляд.
Тёмный дым вырвался из тени, опутывая фигуру молодого бога, смазывая её очертания. Карие глаза вспыхнули палевым огнём, по клинкам пробежали молнии.
- Я - Тиран Теней. Я - бог страха.
Миг тишины.
- Нет, не строй зряшных надежд. Слушай. Страх это твой щит, твой меч, и твоё проклятье, страх не добро и не зло. Прояви уважение, впусти свой страх в себя, услышь не только меня, но и его. Поверь, если у тебя нет иной веры. Поверь, если не считаешь свою веру крепкой. Молись. Одной искренней молитвы будет достаточно. И я встречу тебя на той стороне. Выбор за тобой.
Молодой бог поднял голову, горящий взгляд встретился сначала с глазами Мотылька, потом, чуть дольше, Киллиан смотрел на Инкерикса. Проходя мимо своего нового товарища, он тихо спросил:
- Действительно ли эти существа достойнее людей?...

… Киллиана слегка перекосило, но буквально через секунду он усмехнулся, очевидно всё же придя к выводу, что никто никого есть не собирается. Или что дураки не могут вызывать головную боль, потому что еда есть еда.
- Ладно, давай пока… отложим разговор о поедании тех, кто умеет говорить.
Инкерикс тем временем рассуждал об опасности тех или иных рас, о войнах и принесенных смертях. Да, в словах неизвестного существа была логика, сухая, холодная, практичная логика. В которой не было самого главного. Эмоций. Того, что на самом деле управляло людьми и большей частью других разумных рас.
- Понимаешь, люди, эльфы и дворфы, их определение того, что страшно, а что нет работает не так, как ты описал. Один человек с мечом может наделать куда больше бед, чем стая гоблинов с копьями. Но бояться будут гоблинов. Потому что зарубить кого-то мечом это нормально. Повесить – нормально.
В глазах молодого бога отразилась глубокая тьма.
- Сожженная деревня это проблема только её обитателей. Но снять с кого-то кожу и сьесть – уже не нормально. Это уже страшно. Не потому что это более жестоко чем публичная казнь, просто это не нормально. В мире никто не идеален, и некоторые эльфы с людьми в одиночку могут наделать больше бед, что все тролли вместе взятые. Но тролли страшнее. Потому что они всегда едят людей. Потому что их поведение неприемлемо для разума большинства. А уж как все боятся вмешательства в свои головы…

…- Эдвин. Я насчет твоей дочери.
Глава Братства обернулся, хоть и предполагал, что именно беспокоит его товарища по оружию. Он уже услышал, что в последние дни его Ванесса проводит слишком много времени в компании совсем ещё юного послушника из Штормграда.
- Слушаю тебя, Хартаган.
Собеседник несколько замялся, по всему его виду было ясно, что разговор не доставляет ему никакого удовольствия. Обсуждать семейство ван Клифов вообще было весьма тяжелой затеей.
- Этот пацан снова ошивается вокруг неё.
Разбойник плечами.
- Я послал парней собрать информацию, как ты и просил, но пока всё весьма скудно. Скоро вернутся лучшие. Я надеюсь, хоть кто-то всё же будет полезен.
Ван Клиф поджал губы, у него совершенно не было желания кого-то дожидаться и слушать доклады. Наверное, это было немного странно. Жестокий, бескомпромиссный и хладнокровный глава Братства на удивление искренне любил свою единственную дочь, проявлял совершенно нетипичное беспокойство и вообще вполне походил на заботливого отца.
- Ладно…

… Эдвин взглянул на вставшего парня так, как умел – сверху вниз, оценивающим, пронзительным взглядом, цепляясь за каждую деталь. Как же юнец выделялся среди нищих, изголодавшихся жителей Западного Края. А затем на мгновение закатил глаза.
Ну конечно же. Идеалист. С парнем разговаривает некий свет и велит ему идти в самые нищие земли искать обездоленных и внушать тем, что пока они дышат - ещё не всё потеряно. И об этом рассуждал малец, который даже не знает, что такое лечь спать голодным. Что такое потерять всё. Бросить свои дома, всё нажитое имущество, смотреть, как гибнет дело всей твоей жизни, как на твоих руках умирают твои друзья и близкие. Ещё ни одного человека потери не сделали добрее и милосерднее.
- Ты ничего не знаешь о бедствиях этого края. – Спокойно и холодно произнёс ван Клиф.
И что только его дочь нашла в этом парнише?
Может ей именно этого и не хватало в этом суровой краю. Немного детской наивности и веры в идеалы. То, чего ей точно не могла дать жизнь с разбойниками…

… Эрик, Аркадий, Леонид, Йозеф… Чёрный Еретик. Кириган. У него было множество имён. Он прожил неисчислимое количество жизней.
«Эта станет последней».
Александр Морозов не согласился.
Нет, он уже давно не боялся смерти. Но и умирать не хотел. Ведь он ещё не добился того, чего желал, что должен был сделать для гришей. Для Равки. Так близко подходил к своим целям, но победа ускользала от него подобно теням на рассвете. Ничего страшного, конечно же. Проигранные битвы злили, но не печалили. Проигранная битва не означает поражение в войне.
Имя «Кириган» не стало для него последним. По крайней мере, пока. Но цена, которую он за это заплатил воистину была непомерной. Ощущение пробивающего тело меча сложно выкинуть из головы, как и память о разливающемся по телу мертвящем холоде, так отличном от привычной прохлады теней. Холод медленно поглощал всё, забирая чувства, заставляя конечности предательски подрагивать, и буквально захлёбываться собственной чёрной кровью. Это была смерть. Он её узнал. И поверил, что на этот раз смерть всё же пришла именно за ним. Смерть, которую принесла ему Алина Старкова…

… Яркие глаза девушки столкнулись со всё ещё жившей в его взгляде тенью, только там тень и осталась. Проницательные, бескомпромиссные, так отличавшиеся от растерянного взгляда наивной, беспомощной девчонки, считавшей себя всего лишь картографом.
Алина Старкова.
Она была красива. Со смерти его возлюбленной Люди прошли сотни лет, и за эти за сотни лет у Дарклинга были и куда более изысканные женщины, но ни одна из них не будоражила его сознание так, так юная Заклинательница Солнца, ни одна не смогла добраться до его сердца. Её внешняя красота скрывала под собой удивительный дар, воплощение его полной противоположности, и осознание этого манило, притягивало. Только ей удалось пробиться через чёрную броню усталости и накопившегося разочарования.
«… моя Алина.»
«… моя маленькая Святая.»

…- Я стольким пожертвовал ради Равки. Ради того, что мне дорого.
Казалось, сейчас Алина услышит очередную драматическую, полную дрожащей боли и вызова речь, но Морозов замолчал. Чуть сощурился. И на тонких губах расцвела лёгкая улыбка, в тёмных глазах на миг вспыхнули искорки узнавания. И глубокого понимания.
- Но ты и так знаешь о чём я говорю.
Сильная. Волевая. Пережившая столько невзгод. Заклинательница Солнца со знакомой тьмой в глазах.
- Ты очень изменилась, маленькая святая.
Юная девушка, отдавшая часть себя ради того, чтобы совершить нечто выходящее за грань осознания обычного человека. Нечто, что способен увидеть только тот, кто уже прошёл по тому же самому пути...

…- Без перемен у этой страны не было будущего. Король на троне – глупый ребенок, запертый в теле едва способного подняться на ноги мужчины. Люди… сорвались с цепи, убивая тех, кто их защищал, едва только покачнулись весы.
В тёмных, серых словно гранит глазах сверкнул огонь войны. Войны, которую Александр Морозов был готов выиграть любой ценой.
Но всё произошло иначе.
На миг Дарклинг отвёл взгляд, а затем снова посмотрел на Алину. Огонь погас, во тьме его глаз затаилась нарушавшая спокойствие лёгкая дрожь, возникавшая каждый раз, когда он смотрел на Заклинательницу Солнца.
- Судьба Сафины не принесла мне радости.
Печали, впрочем, тоже. Женя была хорошим инструментом, удобным, покорным, в чём-то даже комфортным. Если бы только она могла понять ради чего он сражался, если бы только заняла его сторону, как многие из гришей…

…- Как я уже сказал, здесь хватает того, что принадлежит мне по праву.
И всё же ей удалось. Пусть на какие-то секунды, но всё же вывести его равновесия.
«Как ты мог позволить себя поймать?»
Разочарование, звучавшее в этой фразе, хлестнуло сильнее, чем все слова, сказанные Алиной до этого. Дарклинг поморщился, словно от боли. Отвернулся, глядя в самый тёмный угол своей камеры, ища взглядом тени.
Его сила – неотъемлемая часть его существа, она принадлежала ему от рождения, переплеталась с его душой, проникала во все уголки тела. Потерять её означало потерять нечто значимое, важное, буквально стать калекой. Так же ощущал себя человек, что терял слух или зрение.
Несколько секунд, и к Морозову вернулось самообладание, он вновь расправил поникшие плечи.
- Предлагаю сделку.
Пальцы Заклинателя Теней всё же коснулись решетки, скользнули по холодному металлу.
- Ты рассказываешь мне свою тайну. А взамен я открою тебе свою…